Практика многозадачности

Александра Александрович

Распечатать Александра Александрович, заведующая гримерным цехом Театра «Сфера», – специалист уникальный и универсальный. За 15 лет работы в любимом коллективе она научилась с легкостью создавать артисту прическу, переодевать его в двухминутной паузе, придумывать «что-нибудь эдакое», как просит режиссер, говорить о предстоящей премьере и успокаивать волнующегося исполнителя, не отвлекаясь от процесса. Все потому, что гример – не только художник, но еще и психолог и энтузиаст, если и болеющий, то лишь за дело.

– Почему вы решили стать гримером? Ведь это настоящий боец невидимого фронта.

– Я училась в театральном институте на актрису. Уже на последних курсах понимала, что очень хочу связать свою жизнь с театром (он мне ближе, чем кино), но лучше буду за кулисами: не хватало амбиций для того, чтобы выходить на сцену. Значит, надо было идти другими путями. Я даже выясняла, как получить во МХАТе второе высшее сценографическое образование, но для этого нужно было иметь первое художественное: иначе меня бы даже до конкурса не допустили. Я пыталась устроиться куда-то костюмером или реквизитором, чтобы хотя бы с чего-то начать. В газете «Ищу работу» прочла, что в театр «Сфера» требуются гримеры. У меня в институте это неплохо получалось: рисовать я любила и умела, а кроме того, у артистов есть обязательный предмет – грим. И в конце августа я пришла сюда на собеседование, где меня спросили, чего я, собственно, хочу? На это я ответила, что всю жизнь мечтала быть гримером. Что меня тянуло за язык в этот момент?! Меня пытались убедить, что здесь же еще и прически надо будет делать. «Это вообще мои настольные предметы – бигуди!». Наврала с три короба, что все умею, хотя в жизни бигуди в руках не держала, знала про них только из картинок. Тем не менее, мне дали месячный испытательный срок, в течение которого я ходила в театр и за всеми записывала, говоря в ответ на предложения что-нибудь самой сделать, что хочу понаблюдать. Меня взяли, как мне кажется, больше из хорошего отношения: сыграла роль моя бескомпромиссная уверенность в себе. Хотя на меня это вообще не похоже: я как раз очень сомневающаяся. Оказавшись в штате, учиться стала на ходу. Потом уже закончила хорошие длительные курсы визажа, потому что мне не хватало базы.

– Какими путями гримеры устраиваются в театр – распределения ведь сейчас нет?

– Сейчас с распределением вообще плохо, во всех институтах. Часто из театра звонят в колледж и спрашивают, нет ли на примете ребят с последних курсов, кто уже хочет поработать. У нас в «Сфере» достаточно долго работала девочка, которую именно с обучения «выдернули». Но берут чаще всего по знакомству. Здесь как в семье: человеческий фактор играет очень большую роль, это же не офис. Выбирают людей театральных, хороших, проверенных. Они дольше задерживаются.

Но с дипломом художника-гримера ты можешь не только работать в театре, а быть кем угодно: свадебным стилистом, гримером на съемках, аква-гримером, дизайнером, визажистом, специалистом, работающим на праздниках. Это многозадачная профессия. Те, кто имеет специальное образование, – конечно, настоящие художники. Они 5 лет учатся, изучают, кроме париков и всего такого театрально-киношного, классический рисунок, так что могут и портреты рисовать, и эскизы делать, создавать макеты для рекламы. А я как начальник цеха контролирую процесс выпуска спектакля, распределяю гримеров по постановкам, должна знать репертуар.

– Как вы все успеваете? Артисты заняты не каждый день, а гример работает без выходных.

– Скорость и быстрота реакции – одни из самых главных качеств гримера. Для фотосъемки важна чистота исполнения, чтобы все было аккуратно, не надо было делать ретушь и дорабатывать изображение в фотошопе. У визажиста есть 1,5 часа, чтобы сделать прическу прядка к прядке. А нам важно полное включение в ситуацию: как будто шоры должны быть надеты, чтобы заниматься только артистом, которого за 5 минут нужно одеть, причесать, накрасить. Нужно понимать, какой у тебя объем работы, как ее сделать быстрее, чем может помочь сам артист. Они к нам в принципе обращаются только в тех случаях, когда чего-то не умеют, или тяжело исполнить, или никак не закрепишь деталь, а так много делают сами. Ведь нас в театре всего трое (вместе со мной). Ставок нет, а штат очень бы хотелось увеличить, потому что работы много, и ее количество только растет. Спектакли выпускаются беспрерывно – большие, длинные, объемные. Сколько дел нужно успеть сделать, сколько париков и шиньонов подготовить, сколько артистов участвует! Нас мало, но мы стараемся, и четвертый человек для нас – это больная тема. Когда работала девочка-гример на разовых, было комфортнее.

– Что еще важно в вашей профессии?

– Ощущение красоты, эстетическое чувство, вкус – как у любого художника. Мы должны обладать разносторонними знаниями, коль скоро речь идет о разных эпохах: надо понимать, что могло бы быть красиво в конкретном веке и обстоятельствах. Стрессоустойчивость должна быть на грани фантастики – без этого у нас нельзя работать. Я бы даже выделила это в первую очередь! Потому что если этого нет, то каких бы вкуса и скорости у тебя ни было, ты с ума сойдешь через месяц, ведь здесь люди существуют почти круглосуточно. Надо любить театр, знать артистов, понимать их психологию и учитывать их подвижную психику, чтобы в определенные моменты что-то правильно сказать или промолчать. У нас в цехе все выливают на гримеров и плохое, и хорошее. Пожаловаться, посоветоваться, поплакать, поругаться, понервничать перед премьерой – это все к нам. Артисты приходят в разном настроении, у каждого волнение по-своему проявляется. Это надо адекватно понимать и помогать им. Нельзя начинать жаловаться в ответ: «Да это я тебе сейчас такое расскажу!». Большие театры – это огромное общежитие, а у нас – маленькая квартирка, где в уменьшенном варианте возникают проблемы, которые бывают между людьми в огромном коллективе.

– Вариант грима – прерогатива режиссера?

– По-разному. Изначально художник по гриму или заведующий цехом обязан участвовать в процессе репетиций с режиссером, художником-постановщиком и художником по костюмам. Все вместе придумывают образ, а гример рисует эскизы к спектаклю, которые утверждает постановщик. Потом выбранный вариант исполняется на артистах, еще раз утверждается и выпускается на сцену. Но режиссеры разные. Бывает и так: «Надо что-то эдакое». Кому-то вообще не до грима: кажется, что это сотое дело, и неважно, кто с какой прической выйдет. Другой, наоборот, уделяет этому очень много внимания и с нами советуется и обсуждает варианты. Я тоже могу предложить свое видение образа. Еще от артиста многое зависит. Иногда предлагаешь что-то, а ему не нравится. Мы со стороны оцениваем, а он-то себя в зеркале видит. Нельзя выпустить человека на сцену, если он себе не нравится. Он предлагает в ответ, вы пробуете. Если режиссер говорит «да», то можно сказать: «Какой артист молодец, классно придумал!»

– Бывает ли, что кто-то недоволен результатом?

– За 15 лет моей работы здесь я не помню таких случаев. Результат сообща контролирует команда. Дело здесь в различии вкусов, мы всегда ищем компромисс. Это же целый клубок разных историй: финансовой оснащенности спектакля, пожеланий режиссера, его доверия гримерам. Он может сам сказать: «Я в этом не разбираюсь, делайте, как считаете нужным, а концепция вот такая». В основном так и происходит. От артистов образ тоже зависит. Важно, насколько они согласны с режиссерским видением спектакля в целом. От этого, в свою очередь, зависит их настроение, а дальше – внешний вид. Если настроение прекрасное, нравится режиссер, постановка, репетиционный процесс, то это стопроцентная гарантия того, что уж наш цех (так же, как и костюмерный) всем угодит. А если не очень, потому что нет уверенности в себе и постановке, то можно ждать огрехов. Иногда проще сказать: «Делай, как знаешь, только не будем ссориться».

– На что первое смотрит гример при новой постановке?

– На количество артистов, занятых в спектакле, на то, что это за артисты и какая с ними будет загруженность, на общий объем работы: какое понадобится оснащение, сколько париков, усов и так далее. Смотрим на длительность, на количество переодеваний. Я как заведующий цехом оцениваю, сколько гримеров будет работать: можно ли справиться в одиночку, или всех вызывать. Если есть параллельные переодевания, значит, точно нужны два человека. Да нас в принципе трое! Так что если в этой тройке кто-то заболевает, то непонятно, как вырулить в этот день. Кстати, возвращаясь к вопросу о качествах гримера: у него должен быть иммунитет хороший. Болеть здесь нельзя, потому что ты подводишь всех: не то что ты денег меньше получишь, письмо не отправишь – просто работа встанет. Жалко коллег, которым придется рвать на себе волосы и каким-то образом выкручиваться. А вариантов нет – приходится. Поэтому у нас никто не болеет. Бывает, что один спектакль идет внизу, а другой наверху. Тогда на малую сцену вызывается один гример (там он всегда справится), а на большую двое – по-другому никак. Наверное, мы избалованы тем, что раньше спектакли были легче, а сейчас театр возмужал, делает эпохальные постановки…

– У вас в репертуаре много исторических спектаклей, где нужны соответствующие костюмы и грим. Как готовитесь к таким работам?

– Сейчас удобно искать в интернете картины, фотографии, фильмы, где есть детали, характеризующие эпоху. Но у нас в зале зрители сидят очень близко к сцене, и какие-то образы могут иногда смотреться слишком нарочито: возникает ощущение, что переборщили с историзмом. Должна быть золотая середина. Плюс необходимо учитывать особенности артиста, уважать его. Не всегда возможно в парике проработать 4-часовой спектакль, а у артиста волосы не позволяют сделать такую прическу, которая стопроцентно подходит к выбранной эпохе. Приходится подбирать шиньон, что-то искать, чтобы не было тяжело. У нас не так часто используются парики, мы стараемся максимально что-то сделать из своих волос.

Бывает, что зрители приходят знающие. Тут главное, чтобы ничего на сцене не кололо взгляд, не было уж настолько поразительных огрехов, чтобы даже простой человек, не имеющий отношения к искусству, заметил: «Подождите, это вообще какой век?! Почему у нее в ушах столько проколов?» Мы следим, чтобы ничего не сбивало с толку: ногти не накрашены, сережки не вставлены, кресты не надеты. Если спектакль про бедных – чтобы никаких драгоценных камней не было. Глобально, если придираться, наверняка ошибок у нас много, но не всегда мы с этим можем что-то поделать.

– Наверняка и накладки случаются?

– Конечно! Все бывает. Косы падали у артисток, усы и бороды отклеивались. Театр – это живой организм, но это и прекрасно. В этом его отличие от кино, где ругаешься, замечая несовпадения: «У вас дублей миллиард, а вы не могли правильно склейку сделать, чтобы в соседних кадрах артист не выходил в разных костюмах!» С кино и спрос другой: там есть художник по гриму, который зачастую не гримирует сам, а придумывает эскизы, следит за соблюдением эпохи, набирает штат, назначает работу каждому. А в театре это практикующий человек, поэтому у нас возникают живые моменты. Иногда зрители шепотом говорят: «У вас платье порвалось». Но это стресс для артиста очень сильный, все переживают, как они выглядят. На большой сцене не все детали заметны, а у нас обзор 360 градусов, тебя видно со всех сторон. Нельзя прижаться спиной к колонне, чтобы скрыть прореху, и так же уйти за кулисы.

– Наверное, приходится следить и за гримерными новинками? Или есть проверенные веками средства, которых вам достаточно в работе?

– Новинок в обязательном порядке – чтобы лишь бы новинка – совершенно не должно быть. Просто у косметики, которой мы пользуемся, должно быть определенное качество. Если это тени, то достаточно яркие и конкретных оттенков, которые, как я знаю, у нас в основном в ходу. Причем у каждого артиста может быть свой набор косметики. Вот он может купить себе новинку, если хочет, никто не против. Если вдруг совсем денег на оснащение не будет, то есть жировой театральный грим. Он проверен веками, им можно сделать все. Но артисты на это не пойдут!

Сейчас у нас большая проблема с бигуди. Модель, которой мы чаще всего пользуемся, сняли с производства, не предложив на рынок ничего нового. Старые бигуди уже пришли в негодность, аналогов нет ни за какие деньги, а образы на этом держатся. Это больная тема! Теперь такую модель можно приобрести только с рук у людей, которые купили их для себя и обнаружили, что ею не так просто пользоваться. Человек думает: «Ура! Буду себе кудри крутить», – а потом понимает, что это слишком сложно, и продает. Мы надеемся, что нам выделят на это средства, потому что покупать за наличные деньги мы не можем – все оформляется по оферте. Раньше было проще: выдавалась определенная сумма, и ты знал, где взять дешевые и качественные материалы. А сейчас только несколько магазинов готовы с театром работать: естественно, они задирают цену – а почему бы и нет? Приходится покупать. Иногда понимаешь, что за эти деньги взял бы больше и вообще другое. Но не бывает, чтоб совсем ничего не было. Артисты часто приносят в цех косметику, которая им не подошла. У нас хорошая комплектация, я не жалуюсь.

Беседовала Дарья Семёнова

Возврат к списку