Радуга ковида, «...или как угодно»

Светлана Полякова

Распечатать
Международный театральный фестиваль «Радуга», в течение 20 лет выпадавший на период белых ночей, в минувшем году был перенесен на декабрь – в надежде на улучшение эпидемиологической ситуации.

Несмотря на её усугубление, форум всё же состоялся в начале зимы, правда, не международный, но довольно представительный. Десять российских театров продемонстрировали готовность рискнуть - ради возможности встретиться с обязательным для этого вида искусств соавтором-зрителем, пусть даже ограниченным количественно до 25 процентов.

В традиционно демократичной программе: номинант предстоящей «Золотой маски» «Король Лир» Льва Эренбурга (макабрическая буффонада среди толпы повешенных) соседствовал со студенческими работами РГИСИ («Наш класс» в постановке Дарьи Шаминой) и курса Виктора Рыжакова («”Чуш” Астафьева, или всё, что осталось после нашей экспедиции на родину автора», спектакль, вошедший в репертуар «Современника»).

Но основу XXI Радуги составили постановки режиссёров-лидеров региональных сцен. «Гроза» Дениса Хусниярова в Ивановском областном драмтеатре впечатлила проникновенной игрой актёров в декорациях Марии Лукки, отличающихся высоким художественным стилем и функциональностью. Философический парад-алле персонажей Достоевского на балансирующей в воздухе платформе (художник Лилия Имамутдинова) показали универсальные артисты Казанского ТЮЗа в спектакле Туфана Имамутдинова «Бал. Бесы». Сатирический ужастик «Смерть Тарелкина», поставленный Олегом Рыбкиным в Красноярском драмтеатре им. Пушкина, особо поразил сказочной фантазией художника по костюмам Фагили Сельской. А Тверской ТЮЗ представил новый продукт сотрудничества с английским режиссёром российского происхождения Вероникой Вигг – населённую гипервитальными призраками «Чайку», где от колдовского озера остался лишь заболоченный подпол, прикрытый подгнившими досками, от усадьбы – полуразрушенные мировыми катаклизмами барские хоромы (в таких в СССР держали душевнобольных), а слуги обернулись охранниками-распорядителями своих хозяев.

Открывался фестиваль спектаклем «Бальзаминов» Воронежского камерного театра, вошедшим нынешней осенью также и в программы Платоновского фестиваля и «Уроков режиссуры». Этажная конструкция декораций, столь ценимая режиссёрами за возможность «киномонтажа» действия, у художника Николая Симонова несёт дополнительные смыслы: четыре комнаты на двух этажах, по мере перемещения действия, закрываются «бетонными» панелями, создавая внешний фасад хрущевки и одновременно экран, куда со снайперской точностью проецируются онлайн крупные планы. Кажется, впервые на подмостках столь предметно удалось представить результат победы над мужской доминантой: Павла Петровна Бальзаминова, тетенька с накладной филейной частью под байковым халатом, без достоверных возрастных и половых признаков, неустанно внушая сыну, что он ни на что не годен, сумела подавить в нём мужские недостатки (оказавшиеся, к несчастью, обратной стороной достоинств). В старушечьем уюте пропахшей супом совковой кухни Бальзаминов (совершенное творение материнских рук) предается пустым мечтаниям, не будучи способным на действия, а материнские руки продолжают купать его, половозрелого, в детском корыте. Перманентно пребывая в ожидании чуда, он и вне дома становится игрушкой в женских руках – искушенные в индийских танцах (понимай: в техниках камасутры) сестры Пежемовы используют его лишь как тренажер для самосовершенствования в искусстве женского кокетства, после чего «динамят» самым вероломным образом. А сваха Акулина Гавриловна продает его, по сути, в сексуальное рабство скучающей под её массажем вдове Белотеловой: на большом экране, огромная женская ручка берет Бельзаминова за шкирку и перебрасывает из «Березовой рощи» (что на фотообоях материнской кухни) в кинг-сайз вдовью постель. И на репродукции «Ивана Царевича на сером волке», украшающей спальню Белотеловой, в анемичной Аленушке явно угадывается наш «негерой». Хотя режиссёр Михаил Бычков предупреждает, что ставил спектакль-метафору о судьбе гражданина под гнетом государства российского (возможно, памятуя, о женской сущности России, согласно некоторым русским философам), кажется, он перевыполнил задачу - столь доказательно явлен гендерный анализ пьесы Островского и ироничный взгляд на нынешние социальные тенденции. Которые, впрочем, не отменяют природных женских чаяний – Павла Петровна, подобно Пигмалиону, отсекшая воспитанием всё лишнее у сына, запойно смотрит в телевизоре боевики про суперменов, а либертианки Пежемовы предпочитают стишатам и признаниям безобидного Бальзаминова нахрапистость байкера Лукьян Лукьяныча. При полном совершенстве всего актёрского состава спектакля, две работы я бы назвала просто звёздными – слезно отчаявшегося, до инвалидности выхолощенного Михайло Бальзаминова в исполнении Михаила Гостева и сражающую обаянием сваху Акулину Гавриловну, веселуху-гедонистку в кримплене и парике, образ-маску которой сотворило высочайшее мастерство и феерическая актёрская фантазия Тамары Цыгановой.

Ещё одна команда из Воронежа - независимый Никитинский театр, за пять лет своего существования успевший превратиться в альтернативное театральное движение,- показал на фестивале принципиально другой театр. В отличие от технически оснащённого, строго размеченного и по-актёрски отточенного до совершенства «Бальзаминова», сентябрьская премьера режиссёра Юрия Муравицкого «Двенадцатая ночь...» ломает традиционные представления о театральном представлении. Во-первых, вместо подиума под ногами у комедиантов несколько тонн песка (сценография Вани Боуден) в который можно что-то спрятать или, наоборот, достать, поэтому каждый шаг персонажей непредсказуем. Во-вторых, действие гиперинтерактивно - прежде чем начать, ватага менестрелей, отыграв на пищалках и трещалках, предлагает зрителям самостоятельно назначить актёров на роли, посредством жребия. Отсюда – в-третьих: каждый из 10 актёров пребывает в полной боевой готовности спонтанно сыграть любого из почти 20 персонажей. А выбывая из мизансцены ещё и суфлировать тем, кто остался в песочнице. Молодые никитинцы играют в комедиантов, показывающих зрителям спектакль, срепетированный будто на ходу. Условия этой игры позволяют импровизировать, иногда забывать текст или «раскалываться» от неожиданно возникшей на сцене ситуации (остается гадать, что из этого – домашняя заготовка). И при этом играть по несколько ролей, ловко перескакивая из одного амплуа в другое, но всегда с элементами буффонады. Неизбежной для этого формата - ведь тут царит полное гендерное равенство: жребий выпадает без учета половой принадлежности. Так что условные женские юбки легко превращаются в воображаемые мужские воротники и пелерины, да и все облачение лицедеев будто взято из подбора. Как и реквизит – деревянные мечи или большая клетка для попугая, в которую угодит Мальволио. И вся эта азартная вольница, каждый раз выходя к зрителю, не знает, чего от себя ожидать, поэтому всякий раз самозабвенно творит онлайн новый спектакль – «...или как угодно».

Сам же ТЮЗ им. А.А. Брянцева порадовал двумя недавними премьерами. На большой сцене несколько поколений блестящих актёров ТЮЗа под руководством Александра Морфова разыграли высокую трагедию Ромео и Джульетты постапокалиптического периода в декорациях Семёна Пастуха. Громадное пространство сцены занимает вращающийся скелет амфитеатра современного стадиона (или древнеримской арены?), ржавеющий, с выломанными фрагментами. О культурном бэкграунде напоминают разбросанные обломки античных скульптур, о недавнем прошлом цивилизации – увязший в грязи стадиона ржавеющий автобус, изрисованный граффити (многофункциональная деталь декорации, которая послужит влюбленным тинейджерам и альковом, и часовней, и, покрытая страшным черным полиэтиленом, несоразмерно-огромной двуспальной могилой в финале). На сцене - угольно-чёрные хлопья мусора и непрекращающийся драйв: жестокие спортивные состязания между отпрысками приличных и не очень семейств сменяются лихорадочными вечеринками (праздничные гирлянды лампочек свисают с колосников по всему периметру сцены и зажигательные саундтреки ). В такой атмосфере борьба сторонников и противников союза отпрысков враждующих сторон считывается, как борьба за выживание человечества.

На той же Большой сцене ТЮЗа поместились не только актёры, но и публика спектакля «Мещане» в постановке Елизаветы Бондарь. Подмостки, наклоненные в сторону зрителей, позволяют видеть всю планировку квартиры, размеченную низкими бордюрами (напоминает «Догвилль») и обставленную мебелью из ИКЕА. Фантомы семьи Бессеменовых и их постояльцев-приживалов приходят сюда, на место бывшей «прописки», чтобы изжить свои психологические «травмы». Парики и костюмы начала 20 в., посмертный грим, кукольные движения, перемещения под прямым углом – зомби-мертвецы вспоминают и механически воссоздают былую жизнедеятельность. А режиссёр позволяет нам подглядеть из далекого будущего страдания горьковских персонажей, в отличие от нас не ведающих, что они уже умерли, что грядущая катастрофа не оставит им шансов не только на счастье, но и просто на жизнь.

«Мещане» закрыли «Радугу» - 2020г, фестиваля, вошедшего в историю под знаком пандемии. Но команда настроена решительно: есть все шансы, что в наступившем году фестиваль вернётся в Питер вместе с белыми ночами.

Возврат к списку